Краеведческий музей–заповедник. Астраханские краеведческие чтения. Выпуск 23 мая 2014 г.
Поселение золотоордынского периода было обнаружено в 1987 году на восточной оконечности бугра Исмагиля, имеющего длину в полтора километра и площадь в 50 гектаров. На западе бугор граничит с судоходным рукавом Бахтемир, на востоке старкой Сухая Чилимка. Южный склон холма примыкает к ильменю Кабир куль. На этом склоне на площади больше одного гектара были обнаружены крупные фрагменты красноглиняной посуды гончарного производства, не имевших следов краски. Они оказались на поверхности в результате вспашки. В подъемном материале встретился и фрагмент чигирного сосуда. Черепки, датированные Шнайдштейн Е.В. XIV веком, говорят о том, что жители занимались не только домашним скотоводством (в дельте, изрезанной многочисленными ериками, кочевничество невозможно в принципе), но и земледелием, в частности выращиванием бахчевых культур. Поселение имело водное сообщение с крупнейшим экономическим центром Золотой Орды Хаджитарханом.
В 1910 году, на одном из соседних бугров местности Лощина, так же окруженного богатейшими пастбищами, основали свой аул скотоводы казахи, выходцы из нынешнего Красноярского района. Общность географических, природно-климатических условий, способа производства, использование одних и тех же строительных материалов (ветла, тутовник и камыш) определили сходный быт, одиннаковую конструкцию жилищ, хозяйственных строений жителей обоих поселений. Они жили в землянках, пасли скот на одних и тех же лугах, добывали рыбу в одних и тех же водоемах. Поэтому при реконструкции быта средневековых скотоводов автор опирался на сведения, полученные от старожилов казахов. А об утраченных ныне способах выращивания бахчевых, культур, орошаемых с использованием водоподъемного механизма чигиря, а так же на влажной почве ильменя, автору рассказывали представители разных поколений татар – от основателей села до сегодняшних старожилов.
Использовал автор и собственный опыт. До семи лет жил в мазанке с земляным полом, рано начал работать в огороде, поливая его прямо из реки, ухаживать за животными. Случалось ему пасти и сельский скот. В тех же местах косил сено, камыш, ловил рыбу самыми древними орудиями – корзиной без дна, острогой, сачком, сетями, сплетенной им самим ловушкой, называемой котец. Приходилось автору строить дома, хозяйственные постройки, в том числе погреб для хранения картофеля, который имеет общую с землянкой конструкцию. Он держал в своем хозяйстве больше десяти коров, двадцати овец, косяк лошадей. А в 1990-99 годах у этого бугра работал в арендном звене по выращиванию крупного рогатого скота, жил на животноводческой точке колхоза. Здесь автор пас коров и молодняк, кастрировал бычков, в том числе архаичным способом, в сложных случаях помогал коровам телиться, овцам окатиться, использовал магические обряды сбережения животных. Приходилось ему выпаивать телят, ягнят, обрабатывать раны животных, в том числе нанесенные волками. Как и любой пастух, он забил сотни голов скота, в том числе коров, лошадей, овец, выделывал шкуры, видел как засаливают и вялят мясо, готовят сушеный творог. Для приготовления брынзы засаливал сычуг коров, содержащий пепсин. Многое из перчисленого знакомо жителям старшего возраста, но автор, будучи краеведом, относился к сельским реалиям с большим вниманием и более сорока лет записывал не только личные впечатления, но и содержание бесед со старожилами, один из которых был 1881 года рождения.
Строительство землянок
Жители обоих поселений жили в землянках, вырытых на бэровских буграх, на которых не было грунтовых вод. При строительстве они использовали ветлу, тутовник и камыш. Так как пригодные для этой цели относительно прямые стволы или боковые ответвления местных деревьев едва достигали четырехметровой длины, то внутренние размеры землянки были общепринятыми – длиной кратной трем – в шесть метров и шириной в четыре. Конструкция землянки, состоящей из одной комнаты, была максимально простой, поэтому строительство не требовало больших затрат труда, обходилось дешево, так как жилище не имело фундамента, дощатого пола и потолка, роль которой выполняла двухскатная кровля. К примеру, выходец из села Байбек ныне Красноярского района Арсланов Арстанбек и его сын Ибрагим с 1892 по 1932 год четырежды меняли место своего жительства, и каждый раз строили новую землянку. В нашем селе казахи продолжали жить в землянках до начала 50-х годов прошлого века. В частности, Шафигулла Лукманович Базаралиев в 1953 году сыграл свадьбу в шестиметровой отцовской землянке, которую с рождением детей удлинил до девяти метров, а позже пристроил к ней и наземное жилище – мазанку, в котором сложил еще одну печь. Из мазанки спускались в землянку. В те годы сочетание жилища подвального типа с мазанкой было чрезвычайно удобным. Следовательно, и жители золотоордынского поселения, исходя из своих потребностей и возможностей, могли строить подвальные, полуподвальные жилища разных размеров. (Были ли в золотоордынских сельских поселениях саманные дома?)
Лес, пригодный для строительства землянок надо было начинать заготавливать еще с весны. Стволы или ветви нужной толщины можно было найти и густом молодом лесу, в котором деревья тянулись к солнцу. Камыш скашивали ближайшем ильмене еще зимой. Опасаясь возможного возгорания в будущем, его очищали от листьев, выдергивая самые длинные и прочные стебли из нераспущенных снопов.
Строительство начиналось с рытья подвала метровой глубины. Выкопанный грунт разбрасывали. На на середине торцовых стен подвала вплотную к стене закапывали две тутовые стойки высотой не менее двух с половиной метров.
Так как комнаты превышала длину заготовленных стволов, то матицу изготавливали стыковкой двух. Для ее поддержания в центре подвала устанавливали третью стойку. Матицу сажали на углубления, выпиленные на торцах стоек. Если она не имела достаточную крепость, то параллельно ей устанавливали и вторую.
Стены ставили таким образом. Так же вплотную к боковым стенкам ямы в грунт з зарывали стойки возвышающиеся над ней на один метр. Вместо стоек могли забить крепкие колья. Упор стоек на противоположные стенки погреба способствовал устойчивости каркаса. Расстояние между стойками было не меньше одного метра. Отступив от стоек на толщину стены (у землянок, в которых жили казахи, она могла быть больше одного метра) параллельно устанавливали еще один ряд более низких стоек или колов. На оба ряда стоек устанавливали венцы. В промежуток между стойками горизонтально закладывали снопы камыша. Таким же образом ставили и торцовые стены. К матицам и венцам через каждый метр крепили слеги и продольно решетили их жердями, на которые стелили циновки, сплетенные из камыша. (Использовались ли гвозди при строительстве землянок?) На циновки горизонтально, комлями вправо и влево, укладывали снопы камыша и несколькими жердями прижимали их к жердям нижним. По аналогии с землянками, которые строились казахами, на камыш набрасывали слой грунта, который сверху засыпали сухим перегнившим навозом. При этом толщина кровли могла достигнуть одного метра. Вместо камыша могли использовать чакан, который держал тепло лучше, чем камыш, но сгнивал быстрее. На чакан могли положить объедки сена и присыпать их землей. Двухскатная кровля имела выпуск над боковыми и торцовыми стенами, предохраняющий их от осадков. По этой причине внешние размеры землянки были больше внутренних на толщину стен, а матица и балки с учетом выпуска могли иметь длину больше семи метров. Можно предположить, что внутренние и внешние стороны стен обмазывали смесью глины и свежего коровьего навоза
Стены могли утеплить дополнительно, нагребая к ним навоз. (Обмазывалась ли циновка изнутри глиной?) Земляные части внутренних стен гладко выравнивали. Окна располагались на восточной стене, а подоконники на уровне земли. (Окна были застеклены или на них натягивали бычий пузырь?) Привычного порога не было. С этим здесь все наоборот. Несколько ступенек вели не вверх, а вниз. Над ними было прекрытие длиной и шириной около полутора метров. Дверь, утепленая кошмой, открывалась внутрь. После метели, когда землянку заносило снегом, выход на улицу начинали прокапывать из двери. В самом жилище ходили в обуви. Землянка, по нынешним меркам, не была привлекательной, но она отлично сохраняла тепло зимой, прохладу летом. К примеру, в менее утепленном погребе автора, имеющую конструкцию, сходную с землянкой, картофель сохраняется даже в тридцатиградусные морозы.
Жители золотоордынского поселения, как и казахи, могли строить землянки подвального типа глубиной в два метра. Такая землянка не имела боковых наземных стен. Нижние концы слег лежали на стволах, лежащих на земле. Этим выдерживалась общая линия расположения слег и устойчивость каркаса кровли. Торцовые стены под выпуском кровли едва были обозначены, поэтому окна должны были располагаться на кровле. Ступенек, ведущих в дом, было больше, а перекрытие, защищающее их от осадков, имело соответствующую длину. Жилье напоминало ледники, в которых до появления холодильников сельчане хранили продукты. В некоторых землянках казахов матица несколько смещалась на запад, отчего восточный скат получался более пологим и широким, чтобы уместить на нем застекленные окна.
Подобно казахам, жители средневекового поселения, скоропортящиеся продукты могли хранить в кладовках, вырытых в земле за одной из стен. Получалось так, что за этой стеной имелась и вторая. Об этой особенности в нашем селе знают редкие старожилы, называя их «двойной стена». В это не обогреваемое помещение попадали через дверку, устроенную в первой стене. Если ее занавесить, то несведущий человек не догадывался о существовании потаенной комнатки. (Белились ли внутренние стены землянок?) Летом молочные продукты могли хранить и в очаге, в котором устраивалась постоянная тяга воздуха. Огородов жители не имели, следовательно, им не нужны были и огороженные дворы. По этой причине землянки не образовывали для привычных для нас улиц и отстояли друг от друга на произвольное расстояние. (В сельских поселениях дома образовывали упорядоченную улицу или отстояли друг от друга на произвольном расстоянии и направлении?)
Автор полагает, что, если бы ему пришлось строить полуподвальную землянку, то он должен был бы заготовить около ста снопов камыша. Еще нужны были бы 6 венцов длиной от 3,5 до 4-х метров, 8 стоек длиной от 3-х до 2,5 метров, 8 стоек длиной от 2,5 до 3,5 метров,; 16 стоек длиной от 2-х до 2,5 метров, 16 полутораметровых стоек, 32 слеги и 20 жердей. А для жилища подвального типа требовались бы до шестидесяти снопов камыша, 2 венца длиной от 3,5 до 4-х метров, четыре балки длиной до четырех метров, 10 стоек длиной от 2,5 до 3,5 метров, 36 слег и 28 жердей. С двумя помощниками строительство можно было бы завершить в течение недели или десяти дней.
Землянки обогревалось очагом(суфой?), сложенным из сырцовых кирпичей, изготовленных из красной глины. В качестве топлива использовали кизяк – высушенные на солнце коровьи лепешки. Из них складывали пирамиды выше роста человека и обмазывали коровьим навозом. Высохшая обмазка прекрасно держала форму и не пропускала дождевую воду. Топливо доставали через небольшой пролом в стенке. В качестве топлива использовались так же дрова, тамарикс и камыш. Ветви тамарикса горели даже в сыром виде, “выплевывая” кипящий сок из срезов. Пищу готовили в глиняной посуде на горящей золе. Дымоход была прямым, то есть не имел задвижки. После полного сгорания топлива трубу закрывали с кровли. В летнее время пищу готовили на открытом огне. (Может быть, что пищу готовили во дворе в очагах с вделанными котлами?)
Пастьба скота
Весной раньше зеленели бугры. Мелкую траву на них хорошо прихватывали овцы. Коровам, делать это было труднее, хотя у них, как и у овец, роль передних верхних резцов выполняло жесткое небо. Поэтому на бугры они поднимались позже. А лошади, имеющие как нижние, так и верхние резцы, то есть передние зубы, паслись вместе с овцами. Организм животных перестраивался на потребление зеленого корма. Их навоз становился мягким, приобретая зеленый цвет. Вскоре трава пробивалась и на равнине. На месте выжженных зарослей камыша на почерневшем от золы ильмене, с некоторым опозданием от остальной растительности, начинали прорастать богатые сахаром побеги, охотно поедаемые крупным рогатым скотом. За несколько весенних недель, когда становилось много нежной, а значит особо питательной травы, еще не было изнурительной жары, насекомых, животные набирали потерянный за зиму вес. Повышались и удои. При достатке молока и травы телята быстро шли в рост.
Однообразная пища для животных была не желательна, поэтому на пастбище они находились в постоянном движении и ели то, что хотели. После схода полых вод в почве оставались запасы влаги, столь необходимых для роста луговых трав. Уже в конце мая на прибрежных гривах и не слишком увлажненных участках вместе с калорийным пыреем ползучим, солодкой белой уже во весь рост стояло злаковое растение аржанец. Не уступал им в питательности и мелкий молодой камыш. По мере высыхания низинных участков, скотину начинали выпасать и там, где росли осот и осока. Осенью трава начинала желтеть, терять калорийность. С первыми заморозками с тутовых деревьев опадали листья, которых торопливо подбирали животные
Ближе к зиме пищеварение животных перестраивалось на сухой корм – их навоз твердел. С наступившими холодами пастьбу не прерывали, чтобы животные прокармливали себя и зимой. Их привлекали сухие стебли аржанца, пырея, солодника белого, семена и стебли которого были желаннымыми были желанным кормом. Охотно поедались ими и степные травы – потерявшая горечь полынь, преставшая быть колкой верблюжья колючка. После крупного рогатого скота овцы подъедали их остатки до самых корней.
Но этим достоинства зимних пастбищ не ограничивались. Заросли камыша с сухой листвой и мягкой подстилающей травой служили не только источником корма, но и укрытием от студеных ветров и теплой лежанкой. В случавшихся теплых зимних днях в зарослях, особенно на их солнечной сторогне, зеленела подстилающая трава.
Зимой у скотоводов появлялась новая забота – утром и вечером выпаивать скотину. Водопой устраивали в ильмене Кабир куль. Он имел песчаный участок берега с круто уходящим дном. На некотором расстоянии от берега кололи лед, освобождая полосу воды шириной примерно в один метр и длиной до пятнадцати. Подход к воде выстилали объедками сена или навозом, а, при возможности, присыпали песком. Только после этого пригоняли скотину на водопой.
Помещения для содержания животных
Как бы местные породы животных ни были приспособлены к местному климату, но для ночного отдыха им нужны были загоны, навесы и крытые помещения с теплой лежанкой. Их строили на некотором расстоянии от землянок, что бы в летнее время не одолевали мухи. Загоны самой простой конструкции известны нам как хоша или хошара. Строительство начинали с того, что по кругу необходимого диаметра через каждые два метра закапывали стойки двухметровой высоты. К ним с внешней стороны прикрепляли три ряда жердей, к которым с наклоном к центру приставляли снопы камыша. При такой высоте стоек животные не могли ломать рогами камыш. Снопы снаружи прижимались двумя рядами жердей. Пастухи должны были следить за тем, чтобы скотина не ломала камыш и с внешней стороны загона. В хоша диаметром до 30 метров могли содержаться до 130 голов молодняка. Сооружались загоны и меньшего размера. Но они не должны были быть слишком тесными. Иначе у животных не бывало возможности избежать рогов более сильных. При условии ежегодного обновления снопов, хоша мог служить не менее пяти лет, пока слой навоза становился слишком толстым, позволяя скотине доставать рогами камыш. Так же имелись навесы. открытые с солнечяной стороны, и закрытые помещения. Их перекрывали толстым слоем чакана, чтобы сверху не веяло холодом.
Шкура животных хорошо защищала от холода, поэтому в загоне животные скорее простывали снизу, что отражалось на работе желудка, сердца, легких. В этом случае от больных животных не приходилось ждать ни молока, ни привеса. По этой причине навоз и объедки сена не вывозили, считая, что “теплая подстилка важнее хорошего корма”. У кормушек не должно было быть навозной жижи, от которой животные могли получить воспаление легких или бронхов или оба заблевания одновременно. Чтобы не допускать этого, под их ногами рассыпали золу, которой больше всего оставалось после кизяка.
Коров содержали отдельно, чтобы они не обижали молодняк. От дойных коров отбивали телят и подпускали к маткам только во время дойки. А к ослабленным коровам телят подпускали только на время. В противном случае телята постоянно сосали, еще больше ослабляя маток. Таких телят старались подпускать и к другим молочным коровам. Некоторых коров не доили, поэтому телята подсоски постоянно находились при них.
Слабых животных разных возрастов подкармливали отдельно и, по мере восстановления ими сил, заменяли их другими. Очень слабых животных, которые не могли стоять на ногах, подвешивали на двух широких ремнях, пропущенных под животом, чтобы уменьшить уменьшало нагрузку на ноги и способствовать нормальной работе внутренних органов. Были и изолированные помещения, предназначенные для отдельного содержания как телят, так и ягнят, которых не выпускали на пастбище. Летом телят дойных коров выпасали отдельно. Это чаще поручалось подросткам, которые выгоняли их не очень далеко от поселения и воды.
Нередко отел или окот случались во время сильных морозов. В течение ночи не раз выходили на скотный двор, чтобы занести в землянку новорожденых телят, ягнят, козлят и даже жеребят, прежде чем они замерзнут. Некоторых из них держали дома несколько дней. Для детей это был праздник. Ночью телята бродили по землянке, мычали, ища мать. Смышленные козлята забирались в теплый очаг. Прежде чем утром затопить очаг, дети вытаскивали их оттуда. Иногда про козлят вспоминали только после истошных криков, доносящихся из очага и быстро тушили разгорающийся огонь. Погибших или мертоворожденных телят, ягнят и козлят скармливали собакам. Но перед этим тушки разрубали, не позволяя собакам самим разрывать их. В противном случае они могли сами убивать приплод.
При снегопаде и метели животных оставляли в загонах и подкармливали небольшими, но часто раскладываемыми вдоль стен порциями сена, чтобы животные поедали их полностью. Для этого летом заготавливали разнотравье. При зимних ледяных дождях, когда сухая растительность покрывалась коркой льда, скотину выпускали на пастбище только после предварительной подкормки сеном. А в такое время стельных животных не выпасали, инче они могли абортитроваться. Опасен был для них весенний и осенний иней на траве.
Селекция
Скотоводы понимали, что от плохого семени нельзя ждать хорошего племени, поэтому в качестве производителя оставляли бычка или жеребца с хорошим телосложением. Но производителей приобретали или обменивали и на стороне. На третий год их заменяли другими, чтобы они не покрывали собственное потомство. Баранов производителей меняли чаще, ибо овцы ягнятся в годовалом возрасте.
Для недопущения раннего покрытия телок, до годовалого возраста их могли выпасать отдельно от бычков. В этом же возрасте бычков выхолащивали. Делалось это весной, когда не было жары и мух. При кастрации семенники выжимались из мошонки, разрывая оболочки, в которых они находились. Затем семенные канатики перерубались щипцами. После этого мошонка плотно перетягивалась веревкой. Через три дня мошонка и семенники отмирали. Их отрезали под самую веревку. При этом кровь на ранке не проступала. Еще через три дня снимали и веревку. Кастрацию можно было провести и вовсе бескровным методом. Подставив полено под мошонку, ударом перерубали семенные канаты, от чего семенники артофировались. Кастрированных животных держали в загоне три-четыре дня. При этом следили, чтобы они отдыхал на сухой теплой подстилке, чтобы не простудить опухшие мошонки.
Лечение животных и убережение животных
Свежие раны на теле животных присыпали древесной золой, которая втягивала в себе болезнетворные микробы. На раны накладывали разжеванные или измельченные листы лопуха, мать-и-мачехи. Скотоводы использовали настои лечебных трав, которых заготавливали в период цветения – в июле-августе. Использовался им и скандинавский мох (в народной этимологии гусиные лапки или полезная трава), растущий на буграх. В свежем виде его желательно было смешать с медом, обладающим бактерицидными свойствами, наложить на рану и завязать тряпкой, чтобы продлить срок воздействия снадобья, что способствует лучшей регенерации тканей.
(Был ли доступен мед, используемый в лечебных целях?)
Травы использовались и при нарывах. С травами хорошо сочетались капустные листья, обладавше не только бактерицидными свойствами, но и содержавшие большое количество витаминов, которые способствовали усилению кровотока к больному месту и регенерации такней. Таким образом в лечении достигался двойной эффект. В прохладном месте настои лечебных трав хранились не более одних суток.
Искусственное вскрытие нарыва, наносящее травму, могло спровоцировать заражение крови. Чтобы нарыв быстрее ”созрел” и сам вскрылся, к больному месту прикладывали птичий помет, содержащий соленую кислоту. Кислота обеззараживала рану и размягчала корку на нарыве. К нарыву прикладывали и тряпку, смоченную настоем полыни и даже мочой. В некоторых случаях личинкам мух давали возможность выесть некротированную такнь, затем, удалив их, использовали настои.
Нередко животные прокалывали ноги между копытами. Образовавшийся нарыв вскрывали ножом выше копыт и под шкуру набивали соль. Для лучшего отхаркивания мокроты при бронхите или пневмонии в рот больного животного вливали компот из сушеных абрикосов.
В нашей местности в диком виде растут люцерна и клевер. Весной они очень “жирные”. Если после этих трав корова выпивала воду, то в ее желудке мог начаться интенсивный процесс брожения. Содержимое желудка “закипало”, выделяя газ. Вздувшийся желудок давил на диафрагму, та на легкие, корова задыхалась. То же самое могло случиться, если корова съедала влажное заплесневевшее сено, застывшее на холоде. Больному животному скармливали проросшие зерна или давали воду с разведенном в ней измельченным древесным углем – отличным абсорбентом, втягивающим в себя болезнетворные микробы.
Был и другой способ спасти вздувшееся животное. В рот ей вставляли дощечку, как удила лощади, и веревкой фиксировали ее на затылке. К спине прикладывали тряпку, смоченную в холодной воде, и заставляли животное бегать, пока оно не испражнялось. После обильной росы автору случилось в течение получаса гонять 100 голов молодняка, вздувшихся от молодой люцерны, в то время как остальные три члена арендного звена забили пять голов, поднять которых не удалось.
Если вздувшееся животное не поднималось, а забить его не было возможности, то время от времени ему прокалывали живот и выпускали скопившийся в желудке газ.
Ослабевших животных, особенно с хорошей родословной, которых жалко было забивать, подвешивали на двух широких ремнях так, чтобы их ноги твердо касались земли, так как у них в лежащем положении желудок работал плохо. Опытные скотоводы отлично знали, какое животное стоит выхаживать, а какое забить, прежде чем оно истощится или падет. Лошадей забивали чаще. В селе и сегодня на слуху выражение – «Если лошадь легла, забивай ее без сомнений».
При продолжительных дождях у овец появлялся гниль копыт. В этом случае в загоне рассыпали золу, которая дезинфицировала пораженные копыта. Золой присыпали и порезы на теле овец, нанесенные при стрижке. Свежие раны могли зашиваться и присыпаться той же золой.
Большой урон скотоводам наносили и волки. Они и сегодня устраивают свои логова в зарослях камыша на месте засыпанного ильменя Буре куль. Это в нескольких сотнях метров от бугра. Как-то у автора волк зарезал там овцу, который не успел отогнать зверя, так как заметил его слишком поздно. Противостояние с хищником затянулось. Пастух стерег стадо, волк сторожил пастуха. Иногда зверь неподвижно сидел в сотне метров, ожидая удобного момента для нападения
А жители поселения, устраивая большой шум, выгоняли зверей из зарослей камыша и били их из лука. Но наиболее смелые и сильные всадники убивали их без оружия, как это делал в селе казах Абель. Догнав хищника на лошади на полном скаку, хватал его за шею, поднимал в воздух и, проскакав некоторое расстояние, с силой бросал на твердую землю. Возвратившись к зверю, вновь подхватывал его. После нескольких попыток волк испускал дух. Чтобы отпугнуть волков, весной выжигали камыши.
В дельте неизбежно возникает необходимость перевода скота через водные преграды. В этом деле наиболее легко обращаться с лошадьми, которых можно заставить переплыть даже широкую реку. Коровы редко решались переплыть ерик. Овцы самостоятельно этого не делают, но слепо следуют в воду за лошадьми или коровами, да так, что при необходимости прервать процесс невозможно, так как у них очень сильно развит инстинкт следования. В подобной ситуации автору пришлось спасать десяток овец, которых сильное течение в ерике прибило их к кусту, образовав живую плотину.
Забой животных и хранение продуктов
Чтобы свалить забиваемое животное, его привязывают за рога, шею охватывают вторым арканом, завязанным калмыцким узлом, раздергивающимся одним движением. Тем же арканом дважды петлей перехватывают туловище. Аркан резко дергают на себя, валят животное на левый бок, щеглом попарно вяжут передние и задние ноги и стягивают их вместе. Делать это можно вдвоем, но лучше втроем, хотя автор не раз один валил молодняк или слабых животных. Шкуру можно снять, не подвешивая тушу. Скотоводы умели расчленять тушу, пользуясь только ножом, как это и сегодня умеют делать казахи. Автор, не будучи потомком кочевников, делал это только с тушами овец.
Если животное забивали далеко от жилья, то могли вывернуть желудок, в который помещали всю расчлененную тушу, обложенную листьями подорожника, и на некоторое время зарывали в землю. Выход мяса узнавали таким образом. Вес передней левой ноги крупного рогатого скота умножали на сто. Автор утвердился в справедливости этого способа. При весе ноги 1100 граммов мясо потянуло почти на 110 килограммов. Автор, как и многие старожилы, взглянув на животное, предназначенное к забою, предсказывал выход мяса с точностью до нескольких килограммов.
Земледелие
Круглогодичное содержание скота на подножном корме не требовало множества рабочих рук. Жители поселения имели возможность заниматься земледелием, и не только для удовлетворения собственных нужд, но и для реализации продукции. Орошение посевов производилось при помощи чигиря (тат. чыгыр – ролик), который в низовьях Волги был известен с 8 – 10 веков. Использовали его и в эпоху Золотой Орды, во времена Астраханского ханства, в Ногайской орде. В нашем селе этот механизм использовали еще во время войны.
Достоверно установлено, что Исмагиль Искиндиров, выходец из казанского села Тетюши, еще в 1911 году сажал бахчи на бугре, на котором было обнаружено золотоордынское поселение. Бугор и сегодня носит его имя. Технология строительства этого механизма в неизменном виде сохранилась с древних времен. Строили его из самого крепкого в нашей местности тутового дерева, так как нагрузка на механизм была большая. Для этого проделывали отверстия на замоченных тонких досках и крепили их к двум рядам спиц, вставленным в деревянную ось. Получались два параллельных колеса от четырех до шести метров в диаметре, закрепленных поперечными планками.
К колесу крепились глиняные сосуды. На другом конце оси имелось зубчатое колесо меньшего диаметра, на которое вращение предавалось через горизонтально установленный барабан. Ось лежала в углублениях, проделанных на двух бревнах, уложенных по краям водозаборной ямы, к которой воду из ильменя подводили по вырытому каналу. На дощатом настиле, на котором животные вращали барабан, оставляли лаз для смазывания оси. Но механизм продолжал скрипеть и после смазки, правда, но не очень громко.
Размеры сооружаемого чигиря зависели от возможностей хозяина, площади орошаемого участка, крутизны склона.
Чигирь не всегда использовали для орошения бугра. Высокие прирусловые валы реки, ериков. Яваев Хусаин был единственным из жителей, кто орошал свой приусадебный участок, расположенный на северной подошве невысокого бугра прямо из реки. Только с запретом иметь в личном пользовании лошадей, он был вынужден забросить чигирь
Чигирь использовался при выращивании ранних урожаев арбузов и дынь. Наиболее успешно это можно было сделать на пологих склонах бугров, которые имели несколько неоспоримых преимуществ. Первое заключалось в том, что песчаная почва бугров хорошо аккумулировала солнечное тепло днем, которое согревало ростки ночью. Вторым благоприятным свойством было то, что почва, политая на ночь, интенсивно испаряла влагу, выделяя при этом много тепла. И, наконец, при ночных заморозках тяжелый холодный воздух стекал со склонов на низину, где на траве появлялся иней, а на склонах нет. Для защиты от сильных заморозков использовалось и задымление посевов.
Воду к чигирю подводили по каналу, прорытому от ильменя. Канал длиной до нескольких десятков метров заканчивался водозаборной ямой, обшитой досками. Яма имела глубину больше трех метров и ширину около метра, то есть чуть больше, чем у самого колеса. Несмотря на наличие обшивки, песок засыпал яму. Его вычерпывали вместе с водой и на аркане подавали наверх.
При вращении колеса глиняные сосуды емкостью в 5-7 литров зачерпывали воду и наверху выливали в желоб, через который она стекала в арык. Количество и емкость сосудов зависели как от диаметра колеса, так и силы животного, вращающего механизм. Закачиваемой воды хватало одному поливающему. Чигирь с шестиметровым колесом, вращаемый верблюдами или волами, качал воды больше, чем послевоенный ветряной насос – ветряк, и был сопоставим с двигателем Л-3. При этом наибольшая площадь орошения не превышала трех гектаров, а протяженность арыков 200 метров, иначе большая часть воды успевала уйти в песчаную почву раньше, чем доходила до дальних делянок.
Чтобы от хождения по кругу у лошади не кружилась голова, ее погоняли по дощатому настилу с завязанными глазами. Животное ходило по кругу и через барабан вращало колесо. Лошадей подгоняли даже дети. Но они, катаясь на запретном барабане, могли угодить ногой в зубчатый механизм. Так же они могли упасть в водозаборную яму, что тоже было опасно. Во второй половине дня лошадь меняли и кормили аржанцом. Волы были сильнее лошадей, но и ходили они медленнее. Самыми надежными были верблюды. Они высоко поднимали головы, поэтому не страдали от головокружения. Но и их меняли в полдень.
(Нигмат Рахматуллаев, аренда чигиря, верблюдов)
Наиболее предприимчивые хозяева могли последовательно установить два чигиря и подать воду на большую высоту. Сегодня следы двойных водозаборных ям встречаются не более чем в пяти местах, в то время как одинарных – в десятках. Чтобы не терять времени весной, чигирь устанавливали еще осенью. Непременным спутником чигиря был шалаш, в котором жил хозяин, сторож и работники.
Посев арбузов производили с конца апреля до 10–х чисел мая. На обильно орошаемой бахче под щедрым солнцем арбузы быстро набирали вес. Сторожа начинали пробовать на вкус розовые арбузы уже 15 июля. К двадцатому появлялись первые красные арбузы. В это время бахчу уже не поливали, способствуя этим быстрому созреванию ягод. Еще через пять дней начинался первый съем красных арбузов. Спелые ягоды срывали, ориентируясь на глухие звуки, издаваемые ими при простукивании пальцами. Ранняя продукция, продаваемая по высокой цене, по воде доставлялась в Хаджитархан. Городские рынки, как и сегодня, располагались на берегу, поэтому розничная или оптовая торговля велась с лодок.
Был способ получения более позднего урожая и без орошения. С началом спада воды мелкий ильмень, определенный под посевы, близко к урезу воды вспахивали вкруговую, затем сеяли арбузы. Вскоре вода отступала. Оставив невспаханным некоторое расстояние, засевали новую полосу. Вскоре посевы занимали всю площадь ильменя. Запаса влаги в почве хватало на весь период вегетации. Первые плоды созревали в конце августа. В первый год сорняков на участке почти не бывало, так как почва еще не была заражена их семенами. Во второй год их становилось больше. На третий земля отдыхала. Это был так называемый водяной пар. Некоторые ильмени перекрывали дамбами. На обнаженной плодородной почве с хорошим запасом влаги можно было выращивать арбузы, дыни, тыкву, овощи, зерновые культуры.
Выращивать тыкву с использованием дорогостоящего чигиря было невыгодно. Этот дешевый товар выращивали на низине у воды. Проращенные семена старались посеять в 20-х числах апреля. При более позднем сроке ягоды не успевали созреть. Поливали посадки прямо из ерика или реки. После половодья надежда была на дожди. Тыкву можно было выращивать и при помощи чигиря. Площадь орошения могла составить до десяти гектаров, так как междурядья тыквы были намного шире, чем у арбузов..
Рыболовство
Весенние воды наполняли сухие ерики, ильмени, затапливали луга, превращая окрестности бугра в рыбное место. Если взрослые добывали рыбу по случаю или необходимости, то дети и подростки весь день проводили у ближайшего рыбоходного канала, расположенного в двухстах метрах от жилья. Они прегораживали канал воткнутыми в грунт прутьями, оставляя свободным пространство для выставления сачка. Видимо, еще в древности использование прутьев подсказало изобретение плетеного орудия, известного как котец. Котец же стал праобразом самого громоздкого стационарного оудия – учуга. Котец сегодня это восьмиметровые сплетенные из прутков стенка и крыло высотой от полутора до двух метров. В ериках или на полоях стенка устанавливалась в виде двух овалов с узким разрывом посередине. К разрыву рыбу подводило крыло, установленное перпендикулярно. В котец чаще заходил сазан. Реже попадались щука и линь, очень редко сом или судак.
В тех же местах сазана добывали и при помощи остроги, подкрадываясь к косяку, поджидая его на затопленной тропе или сидя на дереве. Ночью в ерике эту рыбу кололи с лодки, освещая толщу воды лучиной. На залитых лугах нерестящихся сазанов накрывали сачком. Карасей, подросшую молодь сазана добывали накидным орудием – корзиной без дна. Рыбу ловили и на сети, закидные снасти, удочки из конского волоса. Если мелкого частика ловили на одинарный волос, то для добычи крупных сазанов надо было сплести три.
Зимой, когда содержание кислорода в ильмене снижалось до критического уровня, рыба подо льдом страдала от удушья. На льду пробивали прорубь, через которую вода начинала насыщаться кислородом. Рыба подходила подышать к проруби, из которой ее доставали сачком. Иногда рыба погибала, но в холодной воде долго не портилась. Ее доставали через пробитые лунки. Но самым простым способом добычи был сбор рыбы в замерзшем ильмене, когда он обсыхал полностью, а лед, опираясь на неровности, держался над дном как панцирь. Пробив его и спустившись вниз, отрывали от дна мороженых щук, сазанов, окуней и другого мелкого частика. В поселение могли привезти несколько тонн рыбы, которые хранили в неотапливаемых кладовках. Ильмени Буре куль, Орчык куль, Ак буз, Сулы буз, ильмень на Лощине кормили все население средневекового поселения, а в голодные годы спасали и жителей нашего села.
Основные информаторы
Арсланов Исмагиль Ибраевич 1926 г. р.
Базаралиев Шафигулла Лукманович 1930 г.р.
Базаралиева Рабига, 1934 г.р
Бакиев Равиль Абдуллаевич 1931 г.р.
Бакиев Рафаэль Абдуллаевич, 1940 г.р.
Баширов Абдрахман Мухаммадшарафович 1881 г.р.
Джубатова Салима Хасангалиевна, 1928 г.р.
Дусалиев Тарих Сирыжович. 1928 г. р.
Мажитова АйшаханАбубакаровна 1910 г. р.
Усманов Ахтям Асадуллаевич 1940 г.р.
Хакимов Хасан Юсупович.
Хусаинов Наиль Мухаммадьярович 1951 г.р.
Хамзин Владимир Рахимжанович 1940 г.р
Хамзяев Ильдус Вахитович 1964 г.р.
Шафиева Гельсайра Гимайетдиновна 1929 г.р.
Яваева Ильмира Мухаммадьяровна 1949 г.р.
Яппаров Абдуллажан Галиакбарович, 1928 г.р.